Десмонд оправился и возразил с кажущейся непринужденностью:

— Я продолжаю утверждать, что в данном случае явная ошибка. И мне непонятно, чем вызван такой интерес мистера Холмса, зачем потребовалось ему привлекать к просмотру фильма этих джентльменов? И, наконец, если бы даже слова были такими, как он их интерпретировал, то в них нет ничего такого, что вызвало бы негодование. Работа профессора Бове действительно великолепна, свидетельством этого являются золотые украшения, переданные мной в Британский музей, а что касается «истины», то речь идет о местонахождении могильников, ставшем известным только мне и покойному профессору Бове.

— Это не совсем так, мистер Десмонд, ибо был ведь и третий человек, которому это известно: это тот, который снимал и обрабатывал кинопленку. Однако все это — привходящие обстоятельства. Дело в том, что вы никогда не видели профессора Бове в непосредственной близости. В этот короткий период я побывал на континенте, посетил его вдову и узнал от нее немало о личности профессора и о его последней экспедиции. Он действительно отправился в эту экспедицию со студентом Льежского университета. Но этим студентом были не вы, тот уже окончил университет, за недостатком времени я не мог его повидать. Вдова сообщила мне очень интересную деталь, о которой вы не знали. У профессора Бове с юношеских лет на левой руке не хватает двух фаланг безымянного пальца. Он потерял их в спортивных состязаниях. Кадр фильма, заснятого нами, обличает вас: у вашего «профессора Бове» никаких изъянов на руках нет.

Я поинтересовался вашей личностью в Льежском университете. Да, вы значились в списках его студентов, но были исключены за какой-то неблаговидный поступок. В чем его суть — мне не сообщили, но дали понять, что это — неджентльменское отношение к женщине. Меня интересовало другое, потому я и не стал задерживаться на выяснении таких подробностей. Вы не были нищим студентом. Ваши родители оставили вам приличное состояние. Конечно, столь бесславно прерванная учеба и потеря видов на дальнейшую карьеру озлобили вас. Тогда-то вы и прочитали о трагической кончине профессора Бове. У вас возник дерзкий план поживиться, используя это сообщение. Вы покинули континент и оказались в Лондоне. Посещая Британский музей, вы присматривались к экспонатам в отделе египтологии и внимательно изучали прилагавшиеся проспекты. Уяснили себе, что наиболее интригующими из них являются украшения из пурпурного золота, тайна изготовления которых не была известна ученым до сего времени. Вы стали искать ювелира, который смог бы изготовить подобные. И вы нашли его — это ювелир Хайт. В подробности вы его не посвящали, разъяснили только, что вам требуется. Заказ Хайт выполнил очень хорошо, и вы передали украшения профессору Хочкинсу, полностью завоевав его расположение. Если бы профессор Хочкинс обладал более крепким здоровьем и не забеспокоился бы за него директор музея Кларк, то ваша авантюра удалась бы. Вы очаровали профессора Хочкинса. Ваш фильм и золотые украшения, переданные ему, убедили его в вашей искренности и энтузиазме. Он не мог и предположить, что на палубу парохода вы с так называемым «профессором Бове» зашли как посетители, специально для того, чтобы вас зафиксировал объектив киноаппарата, что «раскопки» засняты не в долине Нила, а в пределах нашего острова, что сам профессор Бове к моменту экспедиции выглядел не столь бодро, как на экране. Своего сообщника вы или ваш помощник загримировали, глядя на портрет Бове, помещенный в его некрологе. А ведь друзья, выражающие соболезнование, всегда стараются оставить лучшую память о покойном и публикуют его портрет, хронологически не соответствующий его последним дням.

Ни в какую экспедицию, я полагаю, профессор Хочкинс с вами не отправится, ибо у нее отсутствует место назначения. Расчет ваш был до удивительного простой. Вам в пути не составляло бы труда завладеть той немалой суммой, которую ассигновал Британский музей на экспедицию. Для этого не потребовалось бы даже прибегать к «сильным мерам» по отношению к профессору Хочкинсу, ибо он целиком доверял вам, и по состоянию своего здоровья, несомненно, препоручил бы вам заведование всеми хозяйственными делами. Покинуть его, захватив все деньги, а они были наличными, для вас не составляло бы никакого труда. Таким образом, вы намеревались не только ограбить, но и обесславить британскую науку. Если вы намерены отрицать что-либо из изложенного мной, то могу сообщить вам, что в зале присутствует инспектор Скотленд-Ярда Грегсон, заботам которого я вас и передам для дальнейших уточнений.

Грегсон встал, а Десмонд совершенно сник, не находя слов, чтобы что-нибудь ответить Холмсу. Все оглядывались друг на друга. Профессор Хочкинс закрыл лицо руками.

Холмс продолжал:

— Во всей этой неприглядной истории, могу заметить, есть и светлая сторона. Рассматривая все обстоятельства дела, я принужден был исследовать образцы пурпурного золота, переданные Десмондом профессору Хочкинсу. Технический протокол испытаний, который вел доктор Ватсон, я передам в Британский музей, — Холмс поклонился в сторону Кларка. — Все, кому это любопытно, смогут убедиться в том, что тайны изготовления пурпурного золота больше не существует. Я выяснил ее, но обязанностью своей считаю сказать, что технология его разработана не мной, а ювелиром Хайтом, который и не подозревал, что воспроизводит великолепное искусство мастеров Древнего Египта. Что касается вас, мистер Десмонд, то я затрудняюсь, что с вами делать. Мне интересно мнение директора музея Кларка.

Красный и растерянный Кларк смущенно сказал:

— Я очень боюсь, мистер Холмс, что если эта история станет известна газетчикам, то мы станем посмешищем всего Лондона. Ведь только подумать: какой-то недоучившийся студент чуть не околпачил Британский музей! Ведь это позор британской науке! Сколько злорадства и ехидства он вызовет у наших соперников!

Холмс внимательно посмотрел на негодующего Кларка, потом взглянул в сторону профессора Хочкинса.

— Ну, что же, — сказал он, — мне кажется, что вы, Десмонд, родились под счастливой звездой, не «утренней», как значилось на борту парохода, где вы позировали со своим сообщником, а вечерней, ибо сейчас у нас вечернее заседание. Если у аудитории не будет возражений, то вас отпустят с миром в надежде, что вы забудете дорогу в Британский музей. Свое преступление вы замышляли, и очень основательно, следует признать, но совершить его вам помешали. Переданные вами профессору Хочкинсу образцы пурпурного золота останутся в Британском музее, а вы, нанесший ему такой моральный ущерб, удалитесь отсюда. Самое лучшее вы сделаете, если покинете Англию. Рассказывать об этом прискорбном происшествии, я полагаю, вы никому не будете, так как вас посчитают выдумщиком, а молва об этом сюда придет. Тогда уже за вас возьмутся по-серьезному и раскопают все ваши прежние грехи в Льежском университете. А мистер Грегсон может подтвердить, что вы уже числитесь в картотеке Скотленд-Ярда. Отпечатки ваших пальцев, оставленные на парапете в отделе египтологии, пересняты, ваш фотопортрет также занесен в картотеку, и отыскать вас при нужде Скотленд-Ярду не составит труда.

Не буду описывать, как потом благодарил Холмса в своем кабинете Кларк за спасение чести британской науки, как называл себя тупым ослом профессор Хочкинс, восхищенный в то же время раскрытием тайны изготовления пурпурного золота, как недовольство свое за непривлечение мошенника выразил инспектор Грегсон. Все окончилось ко всеобщему удовлетворению. Десмонд исчез, и больше о нем нам никогда не приходилось слышать.

В ЗАМКЕ ТЕРНАНА

В водоворот событий, имевших место в поместье сэра Тернана, мы с Холмсом попали по чистой случайности. Не было никакого обращения к Холмсу с просьбой выяснить истоки преступления, но события эти не лишены интереса, потому я и решил о них рассказать.

Как-то повстречал я одного старого знакомого — доктора Питкерна, с которым когда-то пришлось служить в полевом госпитале. Прошло много лет с тех пор, мы едва узнали друг друга, но тем не менее были очень обрадованы. Нам очень хотелось поговорить не спеша, повспоминать о тяжелейших для нас обоих временах, которые не выветриваются из памяти, но для такой беседы времени не было. Я дал Питкерну наш адрес и взял с него слово обязательно навестить нас. Обязательность его мне была известна с давних времен, и потому я не сомневался в визите. И действительно, примерно через неделю он у нас появился. Я представил его Холмсу, и за столом у нас завязался непринужденный разговор.